на самолете Як-18. Гагарин допускается к полетам, которые должны начаться 30 мая на учебном аэродроме в Дубках. Туда должны выехать все курсанты, жить в палатках и готовить технику к полетам. Но 23 июня у него – защита диплома, и это мероприятие, перед которым надо все время общаться с научным руководителем и оппонентами. Как оказаться в двух местах одновременно? Мартьянов, инструктор, разрешает ему приезжать на аэродром – и учиться летать – когда ему удобно.

Синхронно Гагарин – раз уж 23 июня он все же защитился, получил диплом с отличием и вошел в пять процентов лучших выпускников СИТа за 1955 год – пробует совершить еще один радикальный маневр: поступить в Московский институт стали и сплавов. С одной стороны, таким образом он не терял специальность (и потраченные на ее изучение годы), как в случае переквалификации на летчика, и даже наоборот, перепрыгивал на следующую социальную ступень – из квалифицированного рабочего становился инженером или научным работником. С другой – избегал попадания в коридор, ни к каким особым карьерным высотам его не приводивший: мастер производственного обучения по литейному делу, место распределения – Сибирь, город Томск.

Теоретически он мог поступить в Институт стали и сплавов: “в то время технические вузы принимали вне конкурса выпускников техникумов своего профиля (так называемые пять процентов) и присылали в техникумы соответствующие разнарядки” [24]. И Гагарин пытался получить направление – обращался, во всяком случае, за рекомендациями в комитет комсомола. Однако то ли в этот год разнарядка не пришла, то ли томскому ремесленному училищу позарез нужен был мастер производственного обучения по литейному делу – но, так или иначе, ход в Институт стали и сплавов был для Гагарина заблокирован.

Надо было либо спокойно собирать чемоданы и переезжать в Томск, либо уламывать директора выдать “свободный диплом”, чтобы увернуться от распределения и поступить либо в институт, либо в училище гражданской авиации, либо как-то разыгрывать карту аэроклуба: окончить его, получить направление от военкомата и поступить в военное летное училище – с тем чтобы делать карьеру офицера. Это было простое, но далеко не идеальное решение – фактически оно означало самому явиться на призывной пункт с просьбой забрить тебя в солдаты – притом что с армией отношения у Гагарина на тот момент были улажены. В СИТе с 1953 года открылась – крайне редкая вещь для тогдашних техникумов – военная кафедра, студенты получали военную специальность “Эксплуатация и ремонт автомобилей и гусеничных машин” и, соответственно, отсрочку от призыва в армию (феноменальное везение: Тимофей Чугунов и Александр Петушков, которым 19 лет исполнилось чуть раньше, чем Гагарину, ушли служить; Гагарин подпадал под следующий призыв – но ровно в этот момент СИТ, обеспокоенный срывом “подготовки мастеров производственного обучения для ремесленных училищ” [19], открывает у себя военное отделение).

Гагарин бьется за любую возможность проскользнуть между Сциллой Томска и Харибдой армии. Он записывается на прием к директору училища, но тот отправляет его восвояси: сначала отработай положенные три года, а затем делай все, что душе угодно [4]. “Родионова можно было понять: он отвечал перед министерством за каждого выпускника, не прибывшего на место назначения. Тогда с этим было строго” [4].

Тем временем в Дубках – учебном лагере аэроклуба, куда уехал, вместо того чтобы сесть на поезд Саратов – Томск, Гагарин, оставшийся после защиты диплома без жилья (из общежития его уже выставили), – вовсю готовились выпустить курсантов в первый самостоятельный полет. “Началась активная подготовка к полетам. Она начиналась на земле. В специально оборудованных классах имелись макеты аэродрома, служб, самолетов, щиты с оборудованием зон полета. Здесь преподаватели и инструкторы отрабатывали детали полета, начиная с посадки в самолет и кончая приземлением и стоянкой. Казалось, чего проще – сесть в самолет, но и это оказалось для курсантов делом непростым” [4]. “За каждым отделением звена закреплялся один самолет, летчик-инструктор и техник. За гагаринским отделением закрепили самолет Як-18” [6]. Их наставниками в летном деле были летчик-инструктор Д. П. Мартьянов и техник С. Е. Фомин. Самолет был совсем новый, надежный и легкоуправляемый. Для обслуживания самолета техник привлек курсантов.

На многих фотографиях, сделанных курсантом В. Калашниковым, Юра Гагарин изображен в тот момент, когда он обслуживает самолет. “Прежде чем подняться в воздух, – писал Ю. А. Гагарин, – мы основательно изучили самолет Як-18, немало потрудились на аэродроме. Нам пришлось мыть машины, таскать баллоны, работать под руководством инструкторов и техников. Возвращались с аэродрома усталые, пропахшие бензином и маслом, в комбинезонах, на которых темнели масляные пятна” [4]. “Вскоре курсантам выдали летное обмундирование, шлемофоны. Все с нетерпением ожидали самостоятельных полетов” [4].

Первый самостоятельный полет – взлет, простой круг, посадка – Гагарин выполнил 1 июля. “Я вырулил самолет на линию старта, дал газ, поднял хвост машины, и она плавно оторвалась от земли. Меня охватило трудно передаваемое чувство небывалого восторга. Лечу! Лечу сам!” [13].

Поскольку 1 июля совпало с советским праздником – Днем Воздушного флота, в лагерь явился Е. Иванов, корреспондент саратовской газеты с характерным названием “Молодой сталинец”; видимо, вспомнив пророчество Циолковского, как будет выглядеть первый человек, преодолевший земное притяжение, – “открытое русское лицо, глаза сокола”, он обратил внимание именно на Гагарина – и стал первым в мире репортером, подробно описавшим того, кому суждено будет стать “символом идеала ЮНЕСКО и веры в человека”: “Юноша немного волнуется, но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой Як-18 на линию исполнительного старта. Гагарин поднимает правую руку, спрашивая разрешение на взлет”. Если верить преподавателю С. И. Сафронову, то выбрал журналист его сам: “Он не ходил в отличниках, и в то же время у него не было плохих оценок. Были ребята, которые летали лучше его, но он быстро их догонял. Корреспондентам молодежной газеты мы давали совсем другие кандидатуры, а они снимали и писали о Гагарине. Как вот это получается, не знаю. Он всегда чем-то притягивал. Он даже замечания выслушивал с радостью” [17].

Е. Иванов не акцентировал внимание читателей своей газеты на том, что после удачного полета Гагарин подарил Мартьянову – была такая традиция, подношение принимали даже некурящие инструкторы – хорошие сигареты “Тройка”. Вторая извлеченная из планшетки пачка была раскурена вместе с другими курсантами; тоже “заведенная на заре авиации” [25] традиция, не подлежащая нарушению.

В день летали по четыре-пять раз – лишь бы погода позволяла. Лагерь находился в рабочем состоянии с понедельника по пятницу – а вот на выходные приходилось обеспечивать себя едой и теплом самостоятельно. Иногда Гагарин оставался в пустом лагере и подкармливался на кухне у руководителя клуба Денисенко [18], иногда уезжал в Саратов – там его пригласил пожить к себе товарищ по аэроклубу Михаил Соколов, чересчур жизнерадостный молодой человек, чья летная судьба сложилась не лучшим образом именно из-за этой